Красавец и чудовище - Нонна Ананиева

Тут она показала масштаб внимания к моей скромной персоне.

Эта никчемная красавица провела весь день, развлекаясь в Манхэттене? С кем? Она должна была сидеть с твоим отцом у его постели весь день напролет… бедной старушке пришлось позвонить нам и попросить нас, чтобы мы позвонили в больницу и узнали, как дела у папы? Эта женщина должна быть завтра же депортирована обратно в свою маленькую низкую грязную жизнь в эту авторитарную бесправную и нищую Россию!

Дэвид:

Ты абсолютно права. Это очень грустно, Елена. Она, к сожалению, является центром, к которому все нормальные люди из окружения моего отца обращаются за информацией о состоянии его здоровья, а она не отвечает на телефонные звонки, вешает трубку. Это позор.

Елена:

Это полуживотное должна дать бабушке отдохнуть. Она четыре недели сидела у постели больного сына. Эта София должна убрать всю квартиру, выстирать бельё, приготовить ей еду, а не гулять по Нью-Йорку. Может быть, она настолько тупа, что не видит на своём допотопном телефоне, кто звонил, не видит, что это звонят, например, дети её мужа. Они действительно беспокоятся.

Надо сказать, что сама Елена Сару в глаза не видела, и никакого интереса к ней, насколько я помню, никогда не проявляла. Затем в комментах появился новый персонаж.

Эдвард Хурутян:

Я не могу поверить, чтобы женщина отправилась развлекаться, когда её муж в таком состоянии. Настоящий монстр. Как жалко бедную бабушку! Если эта женщина запрёт её одну в квартире, бабушку надо спасать.

Дэвид:

Ночью она вообще не пришла домой. Оставила бабушку одну. А у неё день рождения! Но Софии всё равно. Она безразлична к человеческой цивилизованной жизни.

Я ко многому была готова. Я знала, что Дэвид жестокий и чёрствый эгоист, который бьёт своих маленьких детей, скандалит в доме, предаёт близких, изменяет жене и помешан на деньгах. Я часто слышала от мужа, что у Дэвида очень занижена самооценка, потому что он так и не осилил высшее образование, что у него полно комплексов и страхов. Всё это Дэвид ставил в вину, прежде всего, отцу. Игорь часто давал понять, а иногда и говорил напрямую и не только мне (а иногда назло Саре, которая впутала его в этот кошмар с привлечением сынка в бизнес), что его старший сын настоящий подлец, и что никакие отцовские или религиозные, или национальные чувства роли в данном случае не играют. Зная всё это, я не была готова встретиться один на один с этим подлецом. Сразу, с первого дня после приезда я почувствовала себя, словно в окружении враждебной стаи. Почти все его друзья из бывшего СССР, с некоторыми из которых я была хорошо знакома, и родственники сбились в порицающую меня команду. А почему, собственно? Почему? Меня толком никто и не знал. Я подолгу в Америке не жила, общалась с ними редко и иногда неохотно, но вежливо. И это в такой тяжёлый момент, когда мы все должны были сплотиться и желать одного – помочь Игорю, которого все так сильно любили и уважали, по их словам. Тут что-то не так.

Это задним числом прокручиваешь в памяти случившееся, и всё становится очевидным, хоть и очень горьким. Но тогда весь мой организм был нацелен на пусть нереальный, фантастический, божественный, необъяснимый, но выход из этой непереносимой ситуации. В ту ночь я поняла только, что есть опасность, что надо закрыть рот и сделать всё, чтобы перевести Игоря из Бруклина в Манхэттэн, в самую лучшую клинику, какую возможно, и дотянуть до донорского сердца.

Я выползла из кабинета, где не переставая горел свет, и наконец рухнула на кровать, выпив до этого две таблетки лития, которые нашла у Игоря на письменном столе возле компьютера.

Утром, когда я пила кофе на кухне, вошла Сара.

– Что вы приходите так поздно? Ему это не поможет. Что там делать по ночам, не понимаю? – закинула она свои сети.

– Он разговаривает со мной. Он просит меня быть с ним. Он хочет, чтобы я дала ему воды.

– Доктора не разрешают ему пить. Вы слышали? Ему нельзя пить. Я позову полицию!

– Я буду делать то, что он мне говорит. Точка.

– Что вы сказали? – начала она в своей излюбленной манере.

– Почему нет ключа от нашей машины? – спросила я громким голосом.

– Зачем вам ключ?

– Найдите, пожалуйста, ключ и положите его на письменный стол в кабинете.

– Вам нельзя ездить в незнакомом городе с вашими русскими правами, – прошипела Сара. Я удивлялась, в каком здравом уме была эта очень пожилая женщина. Игорь следил за её здоровьем куда пристальнее, чем за своим. Девяносто два года я никогда бы ей не дала.

– Это наша с Игорем машина. Найдите, пожалуйста, ключи. Он сказал мне вчера, что в левом ящике стола есть деньги, которые мне нужны на расходы, но их там нет. Вы хотите, чтобы я сказала это Игорю или вы их туда положите сами?

– Какие деньги?

– Доллары, – ответила я ей на её любимый вопрос.

– А вы разве не привезли деньги из Москвы? У нас нет денег, – замешкалась Сара. – Мой сын давно уже не работал. – Тут она повернулась и пошла в свою комнату. Разговор не получился.

Я пришла в госпиталь. Игорь улыбался, но говорить совсем не мог. Прошептал мне, что скоро конец, чтобы я держалась и никого не слушала. Я уселась рядом и взяла его опухшую руку в свою.

– Увези меня отсюда. Домой, – на самом деле он понимал, что в реанимации его вернули с того света, а что с ним делать дальше, никто уже не знал. Если бы сразу, когда ещё не успели отравить внутренние органы, ему бы сделали пересадку сердца или перевели в Манхэттенскую клинику, можно было бы сказать, что «мы сделали всё», но Дэвид ничего этого не предпринял. Он проводил время, беседуя по телефону с друзьями и родственниками у постели Игоря, который лежал без сознания. Сара молча сидела в углу, отвлекаясь на разговоры с приходившими людьми: она была в центре внимания вместе со своим любимым внуком. А на стене напротив кровати больного красовалась пробковая доска, полная фотографий Дэвида и его троих детей. Как только Игорь открывал глаза, он сразу видел снимки своих внуков. Идиллия. Любящее семейство. На самом деле он никогда не видел этих детей и никаких попыток с ними встретиться не предпринимал. Сейчас же его никто и не спрашивал, нужны ему эти фотографии перед глазами или не нужны: они висели по указанию «королевы-матери».

Я ни за что бы не смогла написать такое, если бы не обдумала всю ситуацию и не разобралась, наконец, хотя и без особого желания, в её интригах. Еще во время полета из Москвы, я думала, как же смогу утешить эту беззащитную старушку, потерявшую ребёнка. Но очень скоро вспомнила слова одной моей знакомой, которая утверждала, что после определённого возраста многие женщины перестают быть матерями, они часто видят в своих детях лишь средство к существованию. Роли меняются на противоположные. Инстинкт самосохранения оказывается намного сильнее материнства. Это Сара чувствовала себя ребёнком под крылом сильного и предприимчивого сына, к тому же превосходного врача. Именно Сару надо было баловать, покупать всякие слуховые аппаратики, заказывать специальную обувь с разной толщиной подошвы, находить красивую оправу для очков, искать специальное утягивающее бельё, выписывать по интернету шампуни, кремы, сыворотки для очень пожилой кожи, брать с собой в круизы, слушать глупости из её житейского опыта и, конечно, всегда лечить. Самыми новыми, самыми дорогими, самыми безвредными, самыми эффективными лекарствами. А если плохо получалось, то надо было срочно звонить сыну и говорить, что ничего не помогает, и она вот-вот умрёт одна, никому не нужная, брошенная ради какой-то русской непонятной женщины с внешностью, вызывающей похоть.

– Ты весь в трубках, и отключить тебя нельзя. Я попробую перевезти тебя в другую больницу. Здесь нам ничем уже не могут помочь. Хорошо?

– Попробуй Корнелл или Колумбийский университет. Вперёд, не сиди! – он сглотнул, ему невероятно трудно было говорить. – Запомни… ты – главная. Я давно это решил… Мать и Дэвид… – внезапно силы полностью ушли, и Игорь не закончил. Я оставила его в покое. Если бы тогда он успел договорить! Остались какие-то пять-десять секунд… одно мгновение. Но мне не дано было это услышать. Видимо, те невероятные и чудовищные события, которые последовали через некоторое время, неминуемо должны были случиться.

Я вскочила со стула, в голове звучали его слова: «Корнелл», «Колумбийский университет». С этого момента я начала разгребать совершенно непонятную и незнакомую мне реальность. Сейчас мне даже кажется, что это была не я.

9. Друзья

Сложность ситуации состояла ещё и в том, что два старых друга Игоря, братья Виктор и Михаил Левины, жившие неподалёку в Бруклине, решили взять на себя контроль над процессом пребывания Игоря в клинике, считая меня не совсем готовой к американским реалиям, как они утверждали. Но главная их забота заключалась в том, чтобы я ни в коем случае не предпринимала ничего, связанного с альтернативной медициной, не слушала проигравшего битву за своё здоровье Игоря и, по возможности, была в их полном подчинении. Сара, которая всегда считала их меркантильными, навязчивыми, использовавшими Игоря на своё усмотрение, дававшими ему деньги в долг под огромные проценты, забывая о том, что Игорь во многом им помогал, вдруг всецело перекинулась на их сторону. Годы под крылом у сына-натуропата, когда она хвасталась его успехами, и делала из себя поборницу альтернативной медицины, канули в Лету.